Владимир Одоевский: Дневник В. Ф. Одоевского 1859-1869 гг. "Текущая хроника и особые происшествия". 1864 год

Читал впервые "Что делать?" Чернышевского. Что за нелепое, на каждом шагу противоречащее себе направление! Но как la promiscuite des femmes {Свободное общение c женщинами.} должна соблазнять молодых людей. А когда состареются?

Дочитываю "Что делать?" - Господи! Что за болтовня, что за тавтология! Вчера я услышал, что Чернышевский в крепости - за что не знаю еще - жаль во всех отношениях, - особенно потому, что нельзя распушить "Что делать?", этого нелепого нигилистского молитвенника - который соблазнителен для молодежи - и между тем такой же яд, как езуитская теория, столь сходная с нигилистской.

В ложе Борха на "Фаусте" Гуно; calques de Meyerber, de Wagner, d'Offenbach au genre vaudeville - mais un faire excellent, des ficelles parfaites, instrumentation interessante et experimente - ce n'est que le veritable art qui manque {Подражание Мейерберу, Вагнеру, Оффенбаху в духе водевиля - но в общем прелестная вещь с удачными выдумками, с опытной и интересной оркестровкой - недостает только настоящего искусства.}.

Рассказывают о деле Жилинского, будто бы старик отец (сын его в русской службе) был в Виленской губернии взят ошибочно вместо другого и с завязанными назад руками привезен в Вильну, где просидел в тюрьме 3 месяца и выпущен без допроса.

В опере. Серова "Юдифь" - это первая опера великого композитора. Зала полнехонька, не смотря на то, что 18-е представление и что в тот же день давали "Фауста" Гуно. Г-жа Бьянки - всегда между двумя нотами, ни одного звука определенного. Сарриоти очень хорош.

Иностранная пресса находит вполне естественным, что польский убийца хочет застать нас врасплох и всадить нам нож в горло, а когда мы выбиваем этот нож из рук убийцы, та же пресса кричит об угнетении.

Маццини говорил Л. Нэпиру: следует считаться с местом, временем, положением. Революционеры 1793 г. воздвигали эшафоты, мы же должны прибегнуть к кинжалу. Непир вышел очень взволнованный с этого собрания, куда он был привлечен то ли любопытством, то ли сочувствием {Запись в подлиннике по-французски }.

Краевский, Враский, Тургенев, у которого у нас же разболелась нога. Дочь его в Париже - жених есть - Тургенев только и думает что о своем гнезде в Бадене.

Обедал у Абазы: кн. Д. Оболенский, [нрзб.] Тургенев, Ник. Милютин с женою, Чичерин - после обеда Серов играл и пел отрывки из своей "Рогнеды" - еще лучше "Юдифи". Языческая сторона обрисована мастерски. Пение скита триестествогласием.

Оканчивая письмо к Валентине Семеновне Серовой, не успел и соснуть до обеда, от чего очень устал. Но необходимо охранить это гениальное существо от нигилистского болота, в которое она готова попасть. У Серова, где он познакомил с своим учеником Сливинским - играли мне в 4 руки с женою пляску скоморохов из "Рогнеды".

Был в Зимнем дворце - говорил с Жомини, Потаповым, Стояновским, И. М. Толстым о необходимости [?].

Я сказал этим господам: необнародование процессов Заичневского, Чернышевского и проч. дает полный простор произвольным толкованиям. Общественное мнение безоружно против партизанов этого учения, для которых все эти господа святые жертвы. Что они делали, что говорили на допросах - публике неизвестно. Некоторые их дела гнусны, слова нелепы и безтолковы, как я мог судить по допросам. Лучшее орудие против них - напечатать их ответы на допросные пункты и очные ставки в целости, как они ими подписаны, тогда публике будет понятно, что это за господа. Теперь же в кружках отдельных, не представляющих ничего зазорного, развивается нигилизм (?) сильно; карать их собственно не за что, да и тем лишь умножить число мучеников. Между тем рассказы об их святости и следственно о несвятости правительства переходят в журналы, печатаемые за границею, - и обращаются в материал для наших врагов в семействах и на парламентской трибуне, которые ссылаются на общее влияние. Печатать разумеется не в газетах отрывками, но при Журнале министерства юстиции особой книгой, которую и продавать особо.

В концерте Музыкального общества, где между прочим играли дрянную серенаду-симфонию, нечто в роде венских вальсов, присланную в дар Обществу от сочинителя Брамса, капельмейстера венской консерватории.

8 Сенате. Ховен за 50 лет службы получил аренду в 3 000 р. - я рад за бедного старика; эта самая сумма у него была отнята изворотами Панина, осердившегося на него за то, что, будучи губернатором, он был против его интересов.

19 февраля! Какой день! Был в Успенском соборе у обедни.

Ребиндер привез мне известие, что будто я рассказывал, что работают в Сенате лишь я, он, да Колюбакин, - que cela me fait des ennemis {Что это мне создает врагов.}, - и проч. т. п. Я ответил ему, что такая нелепица вне моего характера. Что мне действительно это мнение говорили, лести ради, но что мой постоянный ответ: 8-й департамент весь очень хорошо составлен, про чужие же департаменты никто из сенаторов и знать не может, что, наконец, известное дело: есть такие прекрасные люди, которые приходят к вам, несут всякий вздор, который вы отрицаете, а, вышедши от вас, они его повторяют прибавлением, что слышали от вас.

Сенатские журналы делаются день ото дня хуже, - а секретари небрежнее: они совершенно убеждены, что сенаторам журналов читать не следует, но когда встретишь и в определении нелепость, то они ссылаются на журнал, с коим они согласовались. - Все это из рук вон, а другие сенаторы подписывают, действительно не читая, - а еще Ребиндер досадует, что меня считают чернорабочим.

Про Колюбакина выдумали в Москве или в Петербурге, что он подрался с Катковым, которого он никогда и не видел еще, - и даже в Английском клубе, куда Колюбакин, как служащий в Москве, не может и ездить. Вот и верность пословицы: il n'y a pas de fumee sans feu {Нет дыма без огня.}.

В Сенате - отвод Жеребцова и Ливана со стороны Якова Варгина не принят - пять разных мнений по процессу сему. Это предложение не понравилось - старые толковали, что всякий должен придти с готовым мнением. Патон: "ну как же тут говорить? у меня нет красноречия". - "Ну, так вы и не говорите", - отвечал Лебедев.

"Вот видите, - говорил я Лебедеву, ехавши с ним в карете из Сената (мы с ним прежде уже толковали о необходимости дебатов и дисциплины в них) - видите, с каким сочувствием принято такое предложение?" - "От того, что они сами говорить боятся, чтобы не провраться", - отвечал Лебедев. - Все это очень грустно. - К. утверждал, что при предстоящей реформе, так как у нас необходимо всякого к чему-нибудь приурочить, то сенаторов, которые не попадут в кассационные департаменты, определят почетными членами Английского клуба.

"Зачем, - говорил Ахлестышев, - всякий прочел записку и должен придти с готовым мнением". Это невозможно, - отвечал я и Победоносцев - большая часть юридических вопросов такова, что они могут быть выяснены лишь обменом мыслей, да и притом рассуждение установлено и законом; и оно очевидно; от нерассуждения происходит то, что является по одному и тому же делу пять разных мнений; поговорили бы между собою - и может быть вышло бы одно, или много два".

Говорят, что по мысли Валуева и кн. [В. А.] Долгорукова в Петербурге будет допущен пансион езуитов - для воспрепятствования нигилизму; но ведь нигилизм есть порождение езуитов.

Со всех сторон слышно о грабежах в Москве. У Ник. Дим. Маслова до сих пор шишка на спине от полученного на Пречистенке удара кистенем. Если бы удар был немножко выше и не был он в шубе, то не сдобровать бы ему; нападали на [него] двое.

Рассказывают историю про даму в пролетке, на которую напали пятеро, хожалого и кучера избили, ее раздели до нага и ускакали на пролетке.

Сегодня, не смотря на пятницу, гости оставили меня в покое - и я мог почитать для себя.

Драматическое общество хотело пригласить вел. кн. в дом Маркова и угостить "Горькой судьбиной" Писемского. Штука в том, что ищут покровительства против нападок театра - и хотят поддержать вступление Савицкой на сцену, я советую пригласить ее во дворец для декламации.

Я предложил вел. кн. вместо посещения дома Маркова, [что] для нее дело невозможное, пригласить к себе нескольких членов Драматического общества для исполнения нескольких сцен.

Кошелев с 12 мая - член Учредительного комитета Царства Польского и министр финансов.

Звук тела (камертона) на шнурке, введенном в уши, на секунду выше звука слушимого без шнурка, через воздух.

В Общем собрании - дело Хлудовых с княгиней Тенишевой, возбудившее сильные споры, не приведшие к никакому выводу, ибо все по обыкновению говорили вместе, порядка никакого и только раздавался голос первоприсутствующего: отбирайте мнения.

В это время была гроза, и я заметил, что огнь небесный должен был бы поразить всех нас за такое беспорядочное отправление дела. Если бы не скорая реформа - я бы не оставил этого так как есть, необходимо было бы, чтобы первоприсутствующий или бы назначался государем, или был бы по выбору, - а не по старшинству чинов.

Киттаре поручен от военного министерства прием сукон; он завел машину, которая рвет сукно, если оно не надлежащей плотности. За тем он сказал поставщикам: вы при приеме платили приемщикам столько-то; теперь вы этого магарыча больше платить не обязаны, обратите хоть половину его на понижение цен для казны. Поставщики довольны, а казна выигрывает сбавки до 25 тыс. р. с. в месяц. Но как не боится Киттара? ведь он посягнул на верный хлеб скопища мошенников, на то, что они считали вечным, заветным, святым, на что пилось шампанское, абонировалась ложа в итальянской опере, покупались стоаршинные кринолины. Не сдобровать Киттаре, - дойдут его не мытьем, так катаньем. И так уже, когда [Д. А.] Милютин хотел его представить к чину действительного статского советника, и ради формы спросил министерство просвещения: "нет ли препятствий?", то добились от университета такого ответа Милютину, что-де по университету есть одиннадцать человек старше Киттары, - как будто есть что общее между профессорством и честным приемом солдатских сукон! Дело для Киттары ограничилось перстнем.

записках - мне говорят: записки не важны; когда в журнале - журнал не важность; когда в определении - также не важность; вся суть, говорит канцелярия, в указе - на это-то обращено все внимание. Тогда я ставлю дилемму: если указ (как бы и следовало) есть дагерротип определению, то в указ переходит нелепость определения; если редакция после определения исправляется обер-секретарем, - то, следственно, это уже указ не Сената, а обер-секретаря. "Почему бы, - толковали мы с кн. Ю. Долгоруким - одному из сенаторов, по очереди, не подписывать указов - со скрепою обер-секретаря?".

К. Н. Лебедев сказывал мне, что Ушакова (кн. Хилкова), у которой процесс с княжнами Одоевскими, жалуется, что я действую против нее своим влиянием, хотя я, чтобы не иметь поползновения ходатайствовать, нарочно не читал даже этого дела, и все мое участие ограничивалось тем, что я просил обер-прокурора Мертваго назначить день и час, когда он может принять и выслушать Энгельгардта, стряпчего княжен. - Просил я только по одному совсем другому делу: когда продавали за бесценок имение княжен Одоевских, то просил торги остановить, ибо они вносили деньги на уплату кредиторам своей матери, недавно умершей.

Начал перекладывать Бахов хорал для органа и фортепьян.

Отправились к Троице с женою - с часовым поездом. Бессонов отказался за ревизиею типографии. В вагон к нам сел Влад. Петр [Павл.?] Безобразов, едущий с Дона в свою деревню и потом в Нижний. Везет с собою для Географического общества две бутылки донской воды. Рассказывал про беспорядок на Донской железной дороге. Казаки внесли в железную дорогу свои обычаи, беззаботность и неаккуратность. На пароходах беспрестанные скандалы; напьется публика и бушует. История Леонтьева в пьяном виде - управляющего имением гр. Соллогуба - с каким-то Бабкиным, продолжавшаяся всю ночь.

Приехали в 3 ? - остановились в новой гостинице - за комнату No 5, перегороженную на три отделения - по 3 р. в сутки. Стол плохой - кваса нет! кислые щи скверные, но есть минеральные воды.

Троица. Работал в Лаврской библиотеке, свел одни и те же напевы разных веков. Каталог чудесный, - жалуются на Бодянского, что не издает его (по Обществу древностей). Дим. Вас. [Разумовский] работал с своей стороны; познакомился с библиотекарем, иеромонахом Арсением (археолог, но увы! не музыкант). Простился с Дим. Вас., уезжающим завтра в Москву.

Сегодня с площади согнали нищих от гостиницы, кажется по словам гр. Алекс. Толстого.

В Лавре возле Успенского собора камень над Лопухиным, который, будучи осужден к отсечению головы, успел переменить имя и прожить до смерти монахом. Через 12 лет Петр I-й, увидав камень на его могиле и узнав всю историю, велел отрубить голову камню, - говоря, что царский указ должен быть всегда исполнен.

В Нескучном завели полицию, ибо приходили люди пьяные, ломали цветы, ругались по матерну, один поднял у проходившей женщины юбку, - когда их остановили, то один закричал, что он знаком с тайным советником Муравьевым, другой назвал себя сыном Тимирязева, один пьяный схватил за грудь полицейского солдата, - сего молодца, не смотря на его крики связали и отвели в полицию, - давно пора; бесчинствам негодяев нет конца. Все рассчитывают на безнаказанность. Благодетельные реформы не пристают к нашей публике. Невольно вспомнишь слова Воейкова Дашкову, когда вышел ценсурный устав 1828 года: "Помилуйте! как можно! такой устав для таких свиней, как я с Булгариным!".

Не уж-ли "Мелетий Смотрицкий" езуита Мартынова будет запрещен, - так что на эту ловкую и хитрую пакость нельзя будет отвечать?

В Сенате. В департаменте между двумя экспедициями мы завели антракт, для которого я привожу хлеб с икрою для всех; это необходимо; голод есть одна из причин, которая закрывает сенаторам совесть.

В записке своей Мышлецов жалуется, что взыскание его с Богаевского утонуло в переписке между присутственными местами - всё вызывают г. Богаевского, а между тем становой пристав был с ним вместе на одной фабрике, - и не воспользовался для объявления ему вызова и даже для арестования. Эти проволочки судов убивают всякую предприимчивость, ибо всякий боится входить в какие-либо сделки, а тем менее в предприятия; здесь причина нашего безденежья: деньги не обращаются, ибо везде для них западня и ловушка, если иногда и не всегда, то на долгие годы.

Морозов утверждает, что самоуправление плохо прививается у крестьян; выбранные тяготятся должностями и считают их повинностью. Община (как я предвидел, во время оно, в спорах с общинниками) сделалась тяжелым помещиком.

П. Т. Морозов, Сушкова, Овербеев с сыном, Соболевский - спор о необходимости образования в нашем простом народе.

М. жалуется, что сенатор Патон в заседаниях безобразничает; мешает докладчику шуточками, восклицаниями: что вы его слушаете? - что он несет! - складывает руки на стол и кладет на них свою премудрую голову - словом, просто мешает слушанию дел, - а первоприсутствующий смотрит на это, как на дело вовсе незазорное.

Писал записку для государя о польских делах.

В Симбирске действительно были взрывы - обвиняют губернатора Анисимова, который действительно виновен, но не он один, нет в губернских даже городах порядочной пожарной команды; обыватели жалеют денег на провод воды (что бы обошлось тысячи в три), полагаясь более, как в комедии Островского, "на милосердие божие". Странное дело, как мы умеем все портить - даже религия нам на столько же приносит вреда, на сколько пользы. - Наш простолюдин, наблюдая середы и пятницы, уверен, что он тем исполнил все свои обязанности перед богом и пред людьми. Здесь корень истинного зла. Далека еще та минута, когда духовенство наше решится проповедовать неверность этого убеждения, говорить, что на пожар надо выносить воду, а не образа и не богоявленские свечки; что за пост бог не помилует того, кто ходит неосторожно с лучиной, оставляет везде в доме спички, которые попадаются в руки детей или идиотов; не заботится о поправке печей, особливо осенью, когда они портятся от летней и осенней погоды, наполняются гнездами птиц и проч.

Народная черта: Павел буфетчик, молодой малый и женатый, глупый и нерасторопный, вел себя порядочно все это время; в пятницу выпросил себе вперед жалованье для необходимых будто бы семейных надобностей; дали ему чего он просил; и в благодарность он в субботу, в самый день переезда, когда ему надобно было свезти хрусталь и фарфор, напился пьян до того, что упал посреди двора.

Сегодня начал валяться в ногах и просить прощения, уверяя что он выпил всего стакан водки.

"Моск. Вед.", No 196 - весьма сильная (вторая) статья Каткова по поводу книги Шедо-Ферроти.

Продал Бартеневу для Чертковской библиотеки на 150 руб. книг, из сего числа получил 50 руб. очень кстати, ибо за расплатою долгов - у меня оказался нуль.

Пожары хоть маленькие, но почти ежедневные; Крейц уверен в поджигательстве, весьма искусно производимом, захваченный на деле зажигатель успел вырваться из рук полиции, оставив в руках лишь пальто.

В "Инвалиде" 12 сентября 1864 г., No 202 - статья "Журнальные и библиографические заметки", - где по поводу невообразимых лекций пана Духинского в Париже, где между прочим говорится о великом герцогстве Суздалии и что русские - китайцы, выписано много из напечатанных Бартеневым в "Русском Архиве" моих бумаг. Очень доброжелательно, но только боюсь, чтобы эта перепечатка не ввела меня в скучную, бесполезную и вместе неудобную еще полемику. Статья подписана: А. И-н (?). Редактор "Инвалида" (за) Подполковник Зыков.

В Москве существуют дамы, сами себя называющие филареточки и леонидочки. Одна из ник через два месяца после причастия, данного ей Филаретом, еще чувствует его на языке.

Я написал статью: "Защитники польских панов".

Что за история о недозволении будто бы ничего печатать о раскольниках без дозволения Синода? Да как же Синод может дозволить что-либо о раскольниках, кроме опровержения их? Следственно, заглохнет опять вся разработка этого важного предмета, следствием чего было, что правительственные лица и самый Синод не имеют полного сведения обо всех сектах, и, следственно, лишены способа опровергать их учение, смешивая, как бывало, например, федосеевцевых с поморцами. Что это за возврат к воззрениям... времен Клейнмихеля и покоренья Крыма.

Сегодня или вчера появилась еще статья Каткова против Шедо-Ферроти - и пресильная. Следственно, цензурное запрещение писать об этой книге есть выдумка.

Говорят, что в Москве подметные письма о пожарах; в одном грозятся на Пречистенке сегодня обворовать, а потом сжечь. Но вероятнее всего, что эти означения делаются только для того, чтобы отвлечь присмотр от тех мест, где действительно намереваются поджечь.

ибо если бы я стал приглашать, то сделался бы учредителем какого-то общества, а я имею сильнейшее отвращение от всех возможных обществ; я по моей натуре вольный казак, был им и буду, а всякое общество есть уже связа. - Шуточный устав беседы, пущенный мною по рукам, имел целию напомнить гг. сенаторам о необходимости обмениваться мыслями, особенно по затруднительным делам; кто с этим согласен - хорошо, кто не хочет - вольному воля, а приглашать я никого не буду, а предоставляю эту мысль ее натуральному ходу, - тем более, что уже мне говорили, что совсем не нужно никакого обмена мыслей, что это похоже на стачку (!!??), а я ни таких штук слышать не хочу, ни ставить кого-либо в случайность тоже услышать.

"Московские Ведомости" 4-е октября 1864, No 216 - новая сильная статья против Шедо-Ферроти. - Катков сравнивает его предложение с предложением смешать мышьяк (раздробление России) с хлебом (единство России).

Говорят, барон Фиркс в Москве и будто бы никто не хотел его зачислить в клуб. - Что это за история?

Неправда. Соболевский объявил, что он первый запишет Фиркса, ибо не понимает остракизма за мнения.

Из Петербурга пишут. Головнин невозможен, - но невозможно допустить и того, чтобы профессора сменяли министра просвещения.

В театре - 4-й акт "Жизнь за царя" с невообразимыми пропусками в партии Сусанина и "Запорожец" - будто бы опера Артемовского - нечто в роде итальянских арий на чухломский лад. Говорил с Неклюдовым об "Эсфири" - не ладится.

На первом уроке по методе Шеве у [Н. Г.] Рубинштейна - пишу об нем статью.

Графиню Блудову очень огорчает печатаемое теперь за границею об ее отце - которого называют членом верховного суда в 1825 году и рассказывают, что на голове Пестеля был рубец от железного кольца, которым стягивали его голову. Дело в том, что теперь надобно было бы напечатать все акты верховного суда, чтобы видели, какую белиберду затевали декабристы. Секретничанье нас губит, враги России несут всякую ложь на суд всему миру, а мы только запрещаем ввоз всего этого в Россию, а отпора с нашей стороны никакого. Не уж-ли не понимают, что уже одно запрещение - ныне мера недостаточная. Благодаря этому секретничанью нелепые и жалкие студенты-социалисты получили ореолу в толпе. Напечатание всего того вздора, который они несли [на] суде, положило бы их в лоск пред общественным мнением.

"Journal de St-Petersbourg" перевод статьи "Инвалида", явно против Шедо-Ферроти и даже упоминается о его книге.

В народе толкуют, что государь нарочно уехал в чужие края для того, чтобы объявить набор лишь по 5 с тысячи, - потому что-де дворяне требовали, чтобы было по 10 с тысячи.

Окончил диктовку статьи об "Юдифи" - а Соболевский подсмеивается: "как неблагоприлично сенатору писать о музыке" - действительно, у нас так.

"Русских Ведомостей" - отдал мою статью о бесплатной школе Музыкального общества.

В книжных лавках объявляют, что последняя книга Шедо-Ферроти запрещена!!!?

Je n'aime pas a etre persecute ni dans le mauvais sens, ni dans le sens bienveillant {Я не люблю, чтобы меня преследовали - ни с плохими, ни с хорошими намерениями.}.

Один слух страннее другого, по крайней мере неожиданнее - то Константина Николаевича генерал-губернатором в Москву, то министром финансов, то Кошелев - министр финансов.

"Что они пожелают" - анекдот, рассказанный Гедеоновым. В одной губернии жил дядя с племянником; племянник мотыга; дядя богач и ханжа. При посещении киевских пещер дядя при каждых мощах клал по серебряному рублю, а племянник, идучи за ним, клал эти рубли к себе в карман. Проделка открылась. Дядя взбесился и в завещании назначил 100 тыс. в монастырь с тем, чтобы святые отцы выдали его племяннику, что они пожелают. Дядя умер. Монахи дали племяннику 20 тыс., оставив себе 80 тыс. Племянник в отчаянии обратился к одному старому подьячему, который за тысячу рублей научил его ехать в Петербург и подать на улице просьбу Николаю Павловичу, за что его посадят на гауптвахту и, следственно, каждый день будут об нем доносить государю. Племянник остановил государя на улице - где и произошел следующий разговор: Николай Павлович: "ты знаешь, что на улице мне просьбы не подают"? - "Знаю, государь". - "Тебя посадят на гауптвахту". - "Я только того и желаю". Государь пробежал бумагу и улыбнулся. В просьбе была следующая аргументация: завещатель приказал монахам выдать мне, что они пожелают. Они мне выдали 20, а себе пожелали 80 тыс. - по буквальному смыслу завещания они должны мне отдать, что они пожелали, т. е. 80 тыс. Неизвестно, чем кончилось дело; но бумага пошла в ход; кажется он с монастырем помирился на половине - но это едва-ли так; монастырь, как владелец церковного имущества, не мог идти на мировую.

По городу ходит еще эпиграмма - все о Каткове и демонстрациях - в этой, говорят, задет и Филарет.

В Сенате - манифест государя о судебной реформе 20-гo ноября - великое дело. Не уж-ли его не прочтут в Сенате?

К сожалению, это не манифест, а указ - следственно, есть предлог не читать его в Сенате.

Речь шла, чтобы поручить Серову кафедру истории музыки в Москве - но это, как они говорят, было бы совершенный разрыв между обоими обществами.

Разбор займа по количеству народа сильный, но подписалось всего на 2 миллиона.

Какая-то история с бенефисом Шумского на "Горе от ума". - Неклюдов, говорят, не позволил танцев в 3-м действии. Офросимов уведомил его, что он не ручается за следствия неудовольствия публики.

В концерте Музыкального общества - Suite de S. Bach. Точно ходишь в галерее, наполненной Гольбейном и А. Дюрером. В первый раз услышал в оркестре Струензе. Возвратил Буслаеву (Федору Ивановичу) статью об Обществе древнего искусства с моими вставками о музыке.

уже издавна существует. Предводители не хотели допустить толкование о сем на выборах, но прошение написано сильно, министерство обвиняется в самоуправстве, нарушении закона и в том, что его секретный циркуляр, сделавшийся всем известным, поддерживает мнение крестьян о существовании указа относительно наделов, который местные власти не объявляют.

В обоих концертах было 16 тыс. человек, не считая оркестра и певчих - в том числе 9 тыс. мест по четвертаку.

Хор из "Рогнеды" Серова произвел большое действие - славная вещь - набросана широкою кистью; кричали bis - но сегодня как вчера (по поводу Лядова) биса не было, ибо боялись, что стемнеет и музыканты не будут разбирать писанных нот.

Общество очень боялось, что вдруг придет телеграмма, запрещающая концерт.

Между тем оно выхлопотало себе право на концерт в манеже в присутствии принцессы Дагмар.

Замечательная статья Вас. Серг. Неклюдова: "Об отношениях России к Оттоманской империи" в "Русском Вестнике".

Январь

1--2

"Что делать?" написано Чернышевским в Петропавловской крепости, роман печатался в "Совр." за 1863 г. Сводку откликов на "Что делать?" см. в ст. Н. Бродского "Чернышевский и читатели 60-х годов" ("Вестн. воспитания" 1914 No 9) и в книге Г. Берлинера "Н. Г. Чернышевский и его литературные враги", М. -Л., 1930, гл. X--XII. В безнравственности первые обвинили Чернышевского "Сев. Пчела" и "Голос" еще в 1863 г. Как это ни странно, запись Одоевского показывает, что до января 1864 г. он не знал, что Чернышевский арестован, и не имел представления о его деле.

"Юдифь", первая опера А. Н. Серова, на основе одноименной трагедии Джиакометти, была поставлена впервые 16 мая 1863 г. в Мариинском театре.

Б. Н. Чичериным посвящены Одоевскому следующие иронические строки: "Некогда московский архивный юноша и писатель с некоторым дарованием он впоследствии обратился в весьма добродушного придворного, но продолжал серьезно заниматься всякими безделушками, что приобрело ему прозвание: великий человек на малые дела. Узнавши, что я направляюсь в Лондон, он тотчас поручил отыскать для него книгу сигналов, которой я впрочем не нашел и никогда не узнал, на что она была ему нужна" (Воспоминания Б. Н. Чичерина Путешествие за границу. М., 1932, стр. 45).

Поселившись в Москве, Одоевский возобновил свои вечера. По пятницам главенствовала музыка, по средам литература (ср. впрочем: "по субботам у меня бывает содомно" - письмо Одоевского С. А. Рачинскому в сб. "Е. А. Боратынский" П., 1916, стр. 123). Однако, вновь возникнув, салон Одоевского потерял свое значение; передовые писатели не бывают у него: "... представители русской литературы на вечерах Одоевского - все писатели либо старые, либо глубоко оппозиционные. В 60-х годах салон Одоевского живет уже воспоминаниями" (М. Аронсон и С. Рейсер. Литературные кружки и салоны. Л., 1929, стр. 283. См. там же материал о салоне Одоевского, стр. 171--182 и комментарий, стр. 280--283).

Речь идет о "Кружке любителей драматического искусства" - см. о нем "Русская сцена" 1864, No 5 и в готов. к печати работе В. Н. Всеволодского-Гернгросса "Театр для народа в царской России". См также "Антракт" 1864 от 17/II - ст. "По поводу исполнения "Грозы" на сцене кружка любителей драматического искусства".

Июль

Одоевский имеет в виду книгу Jacob Jusza Vita Meletii Smotrijcii, Ed nova, emendation et anctior curante Joanne Martinov, persb S. J. Bruxelles, 1864

"Народу нужна была сильная власть, которая заменила бы власть помещика" (цит. по Покровскому, т. IV, . стр. 110).

Споры с общинниками - полемика с славянофилами. Отношение Одоевского к славянофилам было очень сложно и противоречиво. Во второй половине 50-х и в начале 60-х годов он резко осуждал славянофильство. В бумагах Одоевского сохранилось несколько его статей, любопытных для характеристики этого отношения. К 1959 г. относится следующий незаконченный ответ К. Аксакову, озаглавленный Одоевским "Хмельное дитя", с эпиграфом из "сочинений госп. К. Аксакова" "Душенька народ, миленький народенька".

"Ребенок забрался в нянюшкин шкап и вместо кваса выпил глоток сладкой водки. Понравилось; он и еще; оттого дитя несет всякую дичь; дитя пляшет, дитя плачет, в самозабвении повторяет без устали какую-нибудь заученную бессмыслицу или схватит китайскую куклу и то припевает ей: душенька урод, миленький уроденька! то величает своего уродца красавцем, и говорит, что нет ему подобного в свете, иногда уронит куклу, разобьет, да и сам ушибется - а ему все нипочем, - лишь бы наболтаться вдоволь; иногда, вообразив себя богатырем, берется поднять [нрзб.] кресло, силишки не хватает, - дитя сердится и кричит; ничего не слушает, ничему не вникает; станут его усовещевать - он жалуется и ропщет, словом, в комнате от него беспокойство, не дает он никому прохода своею дребеденью и всякому делу от него помеха. Бывает хуже: разозлившись, дитя выдумывает какую-нибудь нелепость, утверждает, что слышал ее от кого-нибудь из домашних. Все это и смешно и жалко; но не обвиняйте дитяти, оно--охмелено.

Но странно, когда человек, который из ребят давно уже вышел, позволяет себе подобные проделки. В ребенке все это может быть забавно, но что тут милого, когда здоровенный мужик примется блажить или проситься на ручки. К сожалению, такие примеры не редки во всех литературах, а равно и в нашей.

Недавно г. К. Аксаков, издатель "Паруса", выдумал нелепую фразу, выставленную здесь в эпиграфе, на основании какого-то Китайско-Манджурского кодекса рассудив за благо приписать ее своему сопернику или кого он считает, нивесть почему, своим соперником" (Бумаги Одоевского, пер. 93, л. 79--80).

"Парус" (издававшейся не Константином, а Иваном Аксаковым), закрытой после выхода двух номеров, была помещена едкая и убедительная рецензия К. Аксакова на новый журнал "Народное чтение, Книжка I, сост. А. Оболенским и Г. Щербачевым. СПБ, 1859". В рецензии К. Аксаков восставал против "просвещенных забот" образованного общества: "Чтение для народа! По нашему мнению, уже в этой мысли лежит ложь! Что же народ - разве особенный отдел людей?... И что это за чтение по сословиям? Но ведь в то же время у вас нет чтения дворянского, нет чтения купеческого..." ("Парус", No 1). Далее Аксаков писал, что так называемое образованное общество, при всей массе своих сведений, не умеет самостоятельно мыслить; "шкап, наполненный самыми умными книгами, нисколько от того не выигрывает". Приступая к разбору самого "Народного чтения", Аксаков отметил, что все же "сотрудники "Народного чтения" не подходят к народу, как уж к совершенно несмысленному ребенку, как делал это князь Одоевский, который чуть не говорил народу: "душенька народ, миленький народенька". Аксаков подразумевал в данном случае издававшиеся в 1848--1863 гг. Одоевским совместно с А. П. Заблоцким сборники "Сельское чтение".

Любопытно, что Одоевский осуждал закрытие "Паруса" только потому, что это могло вызвать излишний интерес к вышедшим номерам "Паруса" (Бумаги Одоевского, пер. 19, л. 159--161).

То же, столь возмутившее его, выражение К. Аксакова взято Одоевским в качестве эпиграфа для неоконченной, очень резкой статьи "Стрелецкое толкование о всеобщем растлении" (Бумаги Одоевского, пер. 93, л. 272--286), где Одоевский выступает (очевидно также против "Паруса") с апологией Петра I и с обвинениями славянофилов в презрении к науке. Характерны, например, следующие строки: "Теперь, в 1859 г., когда русская наука, русская промышленность, общественное устройство, что бы ни говорили, растут не по дням, а по часам... в это самое время находятся люди, которые ничего этого не видят и напевают старую песню о современном растлении и о патриархальной нравственности предков; что еще курьезнее, эту нелепую песню вкладывают для народного чтения; льстят всем народным слабостям, и вместо того, чтобы внушать простому народу смирение и кровную для него необходимость учиться, тешат его самолюбие уверениями, что он тем умнее и добрее, чем менее учится иноземным наукам, а что те, "кто многим наукам учен, тот я помолиться порядочно не умеет..."

Также против славянофильства направлены две неоконченные статьи без заглавий (Бумаги Одоевского, пер. 93, л. 293--295 и 296--299 об.). Приводим начало второй из них.

"Что значат в

Всякий мыслящий человек невольно от времени до времени должен спрашивать самого себя, что я такое? Куда я иду, чего я должен держаться, чтобы не сбиться с пути и достигнуть того, что мне следует.

Так спрашивает мыслящий человек и за самого себя, и за то общество, которому он принадлежит, будет ли то дом, семья, деревня, город, народ, торговое товарищество или компания на акциях.

Подобный вопрос издавна поднялся и в русской литературе; спрашивали, что мы такое, куда нам идти и чего держаться.

Ответы были разные: одни говорили, мы Азия и останемся Азиею; протянем вокруг себя Китайскую стену и будем жить припеваючи, ни о чем не заботясь.

поэта, что

За морем житье не худо

Иные и так говорили: мы ни Азия, ни Европа, а так сами по себе и принадлежим к той части света, которая называется человечеством, чего нам и следует держаться, но тем споры не кончились; человек уже такой каламбурист от природы, что какое ему слово ни дай, он непременно постарается придать ему какой-нибудь посторонний смысл, чтобы вывести из него какую-нибудь огромную, великолепную пустоколосицу. Благо человечество есть слово эластическое, можно вытянуть его как угодно и куда угодно.

Грустно сознаться, а все это жестоко смахивает на Гулливерову историю. Лиллипуты, у которых важнейшим государственным вопросом было: с какого конца должно есть яйца, с большего или с маленького, обратились к древним преданиям, чтобы узнать, как отцы уложили; и действительно было найдено, что вопрос разрешался древним мудрецом, но следующим образом: есть яйца с того конца, с которого удобнее. Такое решение разумеется никого не удовлетворило; одни утверждали, что благочестивый праотец называл удобнейшим большой конец яйца, другие утверждали, что такое утверждение есть вполне еретическое и что великий праотец очевидно под словом удобнейший не мог принимать ничего иного, кроме острого конца и бедный Гулливер был заподозрен, что он в тайне разделяет учение тупоконечников.

В недавнее время появились люди, возвестившие, что решение вопроса найдено, а именно, что мы происходим от некоего коренья, что коренье очень крепко, что оно имеет в себе представителя в народном воззрении, которое основано на народном быте и что сверх того этот быт не только народный, но еще и исторический народный быт. Может быть, что оно и так; только вот вопрос: откуда приняться за народный быт: с тупого конца или с острого? Этот вопрос не безделица".

"Разгадка комедии "Князь Луповицкий" - ответ на известную комедию К. Аксакова.

Сентябрь

О симбирских пожарах см. прим. к записи 11/XI 1865 г.

О книге Шедо-Ферроти см. прим. к записи 30/IX.

См. прим. к записи 11/XI 1865 г.

"Necessite des reformes dans l'exposition de I'histoire des peuples aryas - europeens et tourans, particulierement des Slaves et des Moscowites" par F. H. Duchinski (de Kiew) P. 1864.

В своих лекциях Духинский пытался доказать, что великороссы - не славянского, а монгольского происхождения. О Духинском см. Герцен, т. XIX, стр. 439; т. XX, стр. 117, 160; также "Отеч. Зап." 1864, июль, стр. 426--448 "Историк Духинский из Киева".

Напечатанные Бартеневым бумаги - "Из бумаг кн. В Ф. Одоевского" ("Рус. Арх." 1864, стр. 804--849). Это были письма Велланского, Шаховского и др. к Одоевскому, переписка Пушкина и Одоевского и т. п. В "Рус Инвалиде" был перепеч. отрывок из примечаний Одоевского к его ненапечатанной в свое время статье 1836 г. "О нападении петербургских журналов на русского поэта Пушкина". В примечаниях этих Одоевский говорил о польской партии, польском направлении и крепко стоявших друг за друга поляках-журналистах.

Неоконч ст. "Защитники польского панства" (против газ. "Весть"). Бумаги Одоевского, пер. 13, л. 5--8. Крепостники из "Вести" высказывались против той политики по отношению к польскому землевладению, которая проводилась русским правительством в Польше, усматривали в ней подрыв принципа частной собственности.

Речь идет о брошюре бар. Фиркса, писавшего под псевдонимомSchedo-Ferroti, "Que fera-t-on de la Pologne"; ее автор высказывался за проведение в Польше либеральных преобразований и против русификаторской политики, проповедником которой выступал в "Московских Ведомостях" Катков. Брошюра была написана по указаниям, данным автору министром народного просвещения Головкиным, враждовавшим против Каткова. По выходе ее Головнин разослал ее по всем университетам и гимназиям. Катков счел необходимым выступить с возражениями против Шедо-Ферроти и при этом указал, что Головнин несколько раз обращался к нему с комплиментами по адресу его статей о польском вопросе и с предложением издать эти статьи в виде особого сборника. В передовой статье "Моск. Вед." 29/IV фамилия Шедо-Ферроти и название его книги не приведены и сказано, что "по некоторым причинам мы затруднены печатанием заявлений по поводу этой книги". 7/Х, в ответе на письмо Шедо-Ферроти, "Моск. Вед." подчеркнули, что "сношения [с ним] путем печати были крайне затруднительны". Следовательно, цензурное запрещение сначала, действительно, существовало.

Октябрь

См. прим. к записи 30/IX.

Очевидно, речь идет о нападках Каткова в "Моск. Вед." на Головнина.

"Эсфирь" - очевидно описка - вм. "Юдифи".

Э. Ж. Шеве пропагандировал "цифирную методу для хорального пения". О неудачах Шеве в Петербурге и заботах о нем В. А Соллогуба и его брошюре о Шеве см. В. А. Соллогуб. Воспоминания. Л., 1931, стр. 503. Одоевский писал о методе Шеве в ст. "Бесплатный класс хорового пения" ("День" 1864, No 46. Им. отд. оттиск). Там же указана и литература.

Как известно, гр. Д. П. Блудов был делопроизводителем Верховной следственной комиссии и составителем ее "Донесения".

О книге Шедо-Ферроти см. прим. к записи 30/IX.

Статья была напечатана в "Дне" (см. прим. к записи 11/Х).

"Нигилист" была напеч. в сб. "Утро" (М., 1866), издававшемся М. Погодиным (всего вышло три книги на протяжении десяти лет). Весь сборник в целом (и, в частности, поэма Соллогуба) имел ультра-реакционный характер. Жестокий разбор "Утра" был напеч. в "Искре" 1866, No 11; см. также воспроизведенную в нашем издании карикатуру из No 12 "Искры". Д. Минаев написал пародийное продолжение "Нигилиста", мотивируя это тем, что "по всем вероятиям, второй [на самом деле третий] Выпуск "Утра" выйдет никак не ранее 1966 г.". См. "Здравия желают". Стихотворения отставного майора Михаила Бурбонова". СПБ., 1867, стр. 243--263.

Уничтожающую рецензию на третью книгу "Утра" см. "Отеч. Зап." 1868, No 7, совр. обозр., стр 62--72.

Русское музыкальное общество подготовляло открытие в Москве Консерватории. А. Н. Серов, враждовавший с петербургским музыкальным обществом, кафедры не получил. О возможности разрыва между московским и петербургским отделами Общества в случае, если бы первый оказал Серову помощь (например, устройство концерта в его пользу) см. в письме А. Н. Серова Одоевскому от 4/ХII 1864, напечатанном в сб. "Е. А. Боратынский" П., 1916, стр. 113--115 ("Пружина препятствий - только та, что я не сгибаю спины перед музыкальным временщиком [А. Г. Рубинштейном], которого - по своим идеалам - ни с какой стороны (кроме пианизма) уважать не могу").

"Рус Вести." 1864. Октябрь, стр. 613--631. В статье доказывалось отсутствие наследственной вражды между Россией и Турцией и в столкновениях с Турцией обвинялись западные державы.

Дневник В. Ф. Одоевского 1859-1869 гг. "Текущая хроника и особые происшествия" 1864 год

Дневник В. Ф. Одоевского 1859-1869 гг. "Текущая хроника и особые происшествия"
1864 год