Москва, 15-го генваря 1848
Милый князь - невидимка, неуслышка и нечитанка, - что это с вами деется и как вы живете-поживаете на нашем уж чересчур не белом свете, вращаемом теперь в каком-то странном адском вальсе, от которого у него голова до горячки закружилась и после которого он едва ли уцелеет, если Бог не сжалится и не пошлет ему в лейб-медики порядочной чумы, доброго потопа или полдесятка Атилл, Мамаев и Чингис-ханов, чтобы привести его в порядок и спокойствие, освободив от лишних и враждебных членов, которых в нем так много набралось и развелось. Что моя добрая княгиня?.. Ничего ровно об вас не знаю и боюсь, чтоб вы меня не забыли. Это, право, было бы грешно, ибо о друзьях-покойниках велено вспоминать и молиться, а я, если и не совсем покойница, но решительно похоронена в грязи, ссоре и запустении того, что смеют звать московской жизнию. Хороша жизнь!.. стоит смерти, но не имеет ее выгод,-- уединения и молчанья! Недавно я было отдохнула умственно и расправила крылья мысли в беседе Чихачева1; он прожил здесь неделю, ежедневно бывал у меня, и мы с ним толковали об Европе, о которой здесь хотя и имеют некоторые понятия, но вообще очень сбивчивые и неопределенные; иные представляют ее себе в виде ресторации, где бессменно подаются и пожираются лучшего сорта трюфли и паштеты; для других она - сераль продажных баядерок; для дам - модный магазейн; для Хомякова и его шумливых, нечесаных, немытых приверженцев - бедный заграничный мир только сцена, на которую они поглядывают спокойно с своего тепленького местечка, зеваючи или припеваючи, как кому случится, покуда бедные арлекины и паяцы., действующие единственно для вящей их, зрителей, забавы, стукаются, дерутся и суетятся, а славяне глядят презритель-но да поглаживают свою бородку. <...>
<...> у меня, милый мой Одоенка, есть до вас дело мое собственно, и очень для меня важное: можете ли вы от меня спросить Лихтенталя, продаст ли он мне пианино в двести пятьдесят или 300 рублей серебром?.. Буде у него такое есть и подержанное, но хорошее, пусть он его мне тотчас вышлет. В прелестной степи, называемой первопрестольным градом, нет, решительно нет порядочного инструмента или порядочного мастера. Для детей мы наняли кое-что в виде клавесина, от которого уши болят и нервы содрогаются; а я должна поститься в музыкальном отношении, что мне чрезвычайно грустно. Давая вам это, впрочем скучное, поручение, я надеюсь на вашу дружбу, а еще более благотворительность: это в своем роде благодеянье, которое вы мне окажите, и вы лучше всякого другого это поймете. Поговорите о мне со всеми на-шими дорогими, с Вяземским, которого люблю заочно и молча столь же, как в глаза, с Михаилом Юрьевичем Виельгорским23; поминайте меня чаще; авось ли ваши воспоминанья меня магнетическою силою к вам притянут. Простите, люблю вас всех, все вы мне недостаете, а вы едва ли не более всех; "vous" veut dire ici le ménage, la chère princesse adorablement bonne, tout comme le prince adorab-lement volage*. Прошу это прочитать вашей жене и расцеловать ее за меня. Кланяйтесь добрым Путятам4. Преданная вам не на шутку Евдокия Ростопчина. <...>
Примечания
"Русская старина", 1904, т. 119.
1 Петр Александрович Чихачев (1808--1890) - географ, путешественик.
2 М. Ю.
3 Наталья Николаевна Ланская (урожд. Гончарова; 1812--1863) - вдова Пушкина; в 1844 вышла замуж за П. П. Ланского.
4 -- знакомые Ростопчиной; Николай Васильевич Путята (1802--1877) - литератор.
"вы" здесь надо разуметь вашу семью: дорогую княгиню, восхитительно добрую, равно как и князя, восхитительно ветреного. (фр.).