Лекция 46
Цена припасов. Кухонная сказочка о королевском луковом супе с приличным нравоучением
Грустно жить на сем свете, господа, — говядина, куры, рябчики — все дорого, особенно в счетах ваших поваров и экономов; но для вашего назидания должен я известить, что все эти прекрасные вещи можно получать и дешевле того, что вам ставят на счетах, особливо если вы подговорите постоянного поставщика, а именно:
Пару весьма порядочных пулярдок можно иметь, смотря по достоинству, — от 4 до 3 рублей за пару ассигнациями,
обыкновенную курицу — за 1 рублей 50 копеек,
пару — 2 рубля 50 копеек,
пару хороших рябчиков — от 1 рубля 50 копеек до 1 рубля,
пару тетерок — от 1 рубля 60 копеек до 1 рубля 50 копеек,
половину молодого барашка — за 3 рубля,
половину доброго теленка — за 6 рублей,
все на ассигнации.
А все грустно, господа, ибо все это надобно покупать, все надобно класть лишнее в карман продавца; а если б мы содержали у себя и кур, и баранов, и телят — нам бы обошлось вчетверо дешевле.
Чтоб рассеять грусть, сядемте за стол, разумеется за обеденный, и будем рассказывать друг другу сказки.
Хотите ли, я вам расскажу сказочку про королевский луковый суп? Слушайте ж — только, чур… смирно сидеть, не марать рукавов и к горшку не соваться.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был король, и поехал тот король гулять по черному бору; гулял, гулял, да и заблудился; как заблудился — на беду, и есть королю захотелось. Осмотрелся — видит перед собою избушку на курьих ножках, со стороны на сторону повертывается; от курьих ножек еще больше королю есть захотелось. Он постучался. Выходит ему навстречу старушонка.
— Чего тебе, батюшка? — спросила она.
— Да нет ли, так сказать, чего-нибудь из съестного? Проголодался я, бабушка, — отвечал король.
— Да нет, батюшка, ничего!
— Неужели таки ничего ровно нет?
— Нет, батюшка! Остались только хлебные корки, да кувшин воды, да луковиц десятка два, да масла на донышке.
— Хорошо и то, давай их сюда.
— Нет, батюшка, об корки зубы поломаешь, от луковиц слеза пробьет, да и запах неприятный, а водою не наешься. Посмотрю я на тебя, видно, ты сам знахарь, что моим снадобьем не погнушался; погоди же, я поколдую да из моих корочек тебе похлебку сварю, какая твоим поварам и во сне не снилась.
— Доброе дело, бабушка! — сказал король, вошел в избу и принялся замечать, как колдует старушонка.
Колдунья развела огонь во всю печку, наломала хлебные корки, и ну каждую насаживать на спичку; посадит, сунет в огонь, нагреет корку, маслом помажет и опять в огонь, опять маслом помажет, опять в огонь, — и таких было три приема, но все со сноровкою, так что ни одна корка не пригорела, а все только поджарились и подрумянились.
Когда корок набралась добрая тарелка верхом, колдунья чисто-начисто обчистила луковицы, отнюдь их не обмывая (как делают ленивые повара с зеленью, чтоб отделаться поскорее, и отчего всякая зелень обращается в траву); очистив луковицы, колдунья нарезала их ломтиками, положила их в кастрюльку с маслом, кастрюлю поставила на огонь и принялась шептать и беспрестанно помешивать, чтоб луковицы не пригорели; когда луковицы пожелтели, колдунья составила кастрюльку с огня, вывалила в нее корки и опять поставила кастрюльку на огонь, не переставая мешать ни одной минуты; так мешала колдунья кастрюльку на огне до тех пор, пока луковицы не покоричневели.
Когда луковицы все равно покоричневели, колдунья начала приливать в кастрюлю простого кипятка, не переставая мешать; потом накрыла крышкою и кастрюлю поставила в горячую золу, чтоб корки распустились. Затем колдунья еще помешала, бросила в кастрюлю щепотку соли да щепотку перца, попробовала, вылила в миску и поставила пред королем.
Король съел всю миску до дна, да спросил, нет ли другой, признаваясь, что ему никогда в его королевском дворце не доводилось кушать такого тонкого, вкусного блюда, хотя и каждый день ему подавали жареного павлина с канареечными яйцами под сахаром.
Король, говорю, заметил все, как колдовала бабушка, все записал на бумажке по порядку и, возвратясь во дворец, отдал ту записку своим кухмистерам и поварам, приказав настрого точь-в-точь по ней готовить.
удалась луковая похлебка; то корки пригорели, то лук пережжен, то так затвердел, что не укусить; никак им не довелось сделать все похлебку ровною, бархатною. Уж чего не выдумывали кухмистера, чтоб подсластить ее: подливали в нее и жижу из-под павлинов, и клали в нее кардамонов, и гвоздику, и всякие духи и сладости — и выходила микстура с малиновым сыропом.
Король сердился и бранил своих кухмистеров, говоря, что они, верно, ленятся мешать не переставаючи и не вовремя составляют с огня, — а кухмистеры отвечали, что, верно, у колдуньи такой заговор был, которого они не знают; послали отыскивать колдунью, но ее уж и след простыл.
Между тем записка о луковом супе сохранилась; не знаю, как она досталась знаменитому Апперу, который по ней делал опыты, и всегда удачно, — что и вам советую.
— каким бы то ни было; суп потеряет всю свою тонкость. Хлеб можно употреблять и белый, и черный.
Какое же нравоучение этой сказки — спросите вы? Есть нравоучение, милостивые государи, и очень важное: «На кухне, как во всякой вещи, — главное дело в хорошей стряпне», или, применяясь к моим любимым стихам Буало в переводе графа Хвостова, мы можем сказать: